Повесть «КОНТРОЛЬ» (первая часть)
/Автор приносит извинения за испорченное форматирование/

Михаил Владимирович Лапин

КОНТРОЛЬ

Санкт­-Петербург, ИПК «КОСТА»
2008
УДК 821.161.1
ББК 84 (2Рос-Рус) 6-4
Л 17

Лапин М.В.
«Контроль»: Эпическая повесть-стратегия. — СПб.: ООО «ИПК «КОСТА», 2008.  —  304  с.

ISBN 978-5-91258-089-5

Контроль и порядок во всем. Наверно, это не так уж плохо. Только у тебя больше нет шанса что-либо изменить по своей воле, даже когда ты думаешь, что взбунтовался.
На фоне геополитических событий, происходящих после первой ядерной войны 20ХХ года, герои решают нестандартные задачи, определяя своими поступками будущее мира. Руководители и подчиненные действуют рационально и целесообразно, как правило, не задумываясь, настоящие ли их ощущения или предусмотрены для внешнего правдоподобия.
Лишь немногие пытаются понять, какие границы внутренней свободы им предустановленны, увидеть отличие между принудительным, неотвратимым исполнением предписанного долга и осознанными действиями натурально порядочного человека.

УДК 821.161.1
ББК 84 (2Рос-Рус) 6-4


ISBN 978-5-91258-089-5 …© Лапин М.В., 2008


«Установленные в этой области научные факты могут служить лишь очень шаткой базой для ответов на многие важные вопросы, возникающие в настоящее время. Поэтому мы вынуждены были сделать много предположений сомнительной достоверности, а наши заключения следует считать предварительными и трактовать с осторожностью».

«Опасности ионизирующего излучения для человека» - доклад английскому парламенту, составленный в 1956 г. Научно-исследовательским советом по вопросам медицины.

Прелюдия
9 января 20ХХ
Фармацевтическая компания Дональда Рантвелда,
Соединенные Штаты Америки,
в окрестностях Лас-Денвереса

Близко к полудню.
Монотонный шум вентиляции, подвывание электропо­грузчиков. Искусственный свет. Коробки, ящики, многоярусные стойки. — Унылая упорядоченность.
На приемной площадке основного конвейера Джонни Фиавелл небрежно поддел захватами погрузчика очередной паллет с коробками, сдал назад, развернулся почти на одном месте, попятился задним ходом вдоль стоек. Одна нога вжала в пол педаль газа, другая высоко поднята, согнута в колене и упирается подошвой кроссовки «Нике» китайского производства, желто-синей, щедро проложенной поролоном, с широкими, упругими шнурками — одной из тех, которые Джонни покупает по нескольку пар зараз на рождественских распродажах «все за восемьсот долларов», в приборную панель кара, между спидометром и вольтметром, почти на уровне груди Джонни. На коротко стриженой голове форменная бежевая бейсболка с ярко красными буквами «ДР» и расчлененной на шесть долек-сегментов серо-голубой картой мира в виде корпоративной эмблемы над козырьком. В ушах динамики плеера. Музыка возбуждает, и Джонни не только отбивает ритм кистью руки о синтетический бархат кроссовки, но и пританцовывает — делает волнообразно-бодающие движения головой, извивается всем телом так, словно старается почесать о   спинку сиденья точку на спине, где-то между лопаток, скрытую под футболкой, легким свитером и рабочей курткой, которую невозможно достать ни одним другим извест­ным способом. Время от времени Джонни задирает свой невыразительный, мягкий подбородок, спрятанный под узкой бородкой, важно щурится, отчего его лицо принимает надменное выражение, и, скривив рот на самый презрительный манер, полузадушенным голосом подпевает строчку-другую: «ты знаешь, мать твою, кто я такой…».
Джонни неполных двадцать четыре.
Несмотря на склонность к дворовым песням и стремление выглядеть значительней, чем он есть на самом деле, душа у Джонни добрая, и он непременно затормозит, по­явись на пути его кара, к примеру, какая-нибудь собачка или старушка.
Оглядываясь через плечо, подкатил к стеллажу готовой продукции, передернул рычажки управления, нажал-отпустил педали, с одного захода втиснул паллет на свободное место, словом, работа — это не работа, а танец, который Джонни научился исполнять вместе с машиной, склад фабрики Рантвелда — никакой не склад, а сцена, восьмичасовая смена — настоящее представление для всякого, кто наблюдает со стороны.
Не произойди сегодня, в ближайшие часы ряд непредвиденных событий и окажись завтрашний день рабочим днем, а не субботой, возможно, прямо завтра Джонни заметил бы, что наблюдающих за техникой его исполнения стало больше, чем ему хотелось бы, и, вообще, над ним сгущаются тучи.
— Эй, помоги мне толкнуть эту штуку, она опять застря­ла, — колесо ручной рохли с поддоном, доверху нагруженным коробками, стянутыми толстым полиэтиленом, сквозь который просматривается надпись «Метамизол  Н  —   Спект­рум» и эмблема компании Дональда Рантвелда, прочно засело в стыке бетонных плит, и Биллу никак не удается сдвинуть тележку с места. Билл Джонсон — лучший друг Джонни, прихожанин Прогрессивной Демократической церкви, член партии Христианских Демократов, и хотя прозвище у  него Астроном, в эту минуту он грузчик. Черты лица у  него грубые, а благодаря особому загару оттенка меди высокой пробы, который, как и у многих жителей Лас-Денвереса, не успевает полностью сойти за зиму, его скулы, подбородок, даже нос кажутся высеченными из красного шпата. Он не носит бороды, они с Джонни одного роста, и, когда одеты в рабочие курточки, со спины их часто путают.
— Слабак, скоро банку пива поднять не сможешь, — не упустил случая поддеть друга Джонни.
По правде, Билл крепок в костях и полон сил, как конь для родео. Физическую форму он поддерживает упражнениями на тренажерах и с семидесятифунтовой[1] гирей, а своим прозвищем обязан увлечению астрологией. Однако прови€€дение не было его сильной стороной, иначе в это утро он оставил бы тележку и напутствовал Джонни, к примеру, следующими словами: «Беги, Джонни Фиавелл, беги, спасай свою шкуру, и я следом за тобой, только прихвачу жену и детей, ибо в этом месте все мы выпадаем за скобки целевой функции». Вместо этого он произнес:
— Гони сюда свою тарантайку.
Джонни лихо подкатил на своем каре и без труда приподнял-сдвинул застрявший груз.
— Зайдешь сегодня к «Тиффани»? — Джонни хотелось продолжить разговор. — Уикенд ведь!
Спортивный бар «У Тиффани» располагался на въезде в город, сразу за небольшим утесом красного гранита, прозванным шутниками скалой Утраченных Надежд, и представлял собой уютный уголок в зале боулинг-клуба. Бар отличался спортивными названиями коктейлей, закусками и салатами со сроками хранения до трех лет, неудобными, с узкими сиденьями, пластиковыми креслами, чрезмерно высокими барными стульчиками, сидя на которых, все же можно было получить удовольствие, потягивая пиво и рассматривая женщин, катающих шары в боулинге напротив, или изучая женщин в обтягивающих трико и маечках на широкой телевизионной панели, делающих гимнастику двадцать четыре часа в сутки в ежедневной спортивной программе.
— Посмотрим, — без особого энтузиазма ответил Билл, намереваясь продолжить работу.
— Что, жена не разрешит?
Молчание.
У Билла двое детей и довольно милая жена Луиза. Жену Билл обожал и был ей противоестественно верен, она же, в свою очередь, проявляла исключительно нежную заботу, что, само собой, стало темой для подтрунивания. Луизе и в голову не пришло бы запретить что-либо мужу, поэтому Джонни решил, что это была смешная шутка, и развеселился.
Над крышей склада застрекотал вертолет, один из тех, что сновали сегодня чаще обычного в связи с инспекцией хозяина фабрики.
Почти сразу, как стих шум лопастей, в дальнем конце склада открылась дверь, сначала сквозь ее проем внутрь хлынул яркий солнечный свет, беря верх над искусственным освещением, затем в ослепительном ореоле появилась сутулая фигура заместителя управляющего — супервизора Майкла Лоуренса. Он прошел внутрь и замер, привыкая к освещению. Еще несколько человек из управления вошли следом и также остановились, подслеповато оглядывая складские пространства. Джонни помрачнел.
«Черт тебя дери, Майкл, ты всегда не вовремя». — Он давно уже отнес Майкла к породе тех людей, которые способны испортить другим настроение, не прикладывая особых усилий, просто одним своим молчаливым присутствием. В качестве отдельных статей Джонни раздражали гал­стук супервизора, его аккуратная стрижка, его блестящие ботинки, его привычка сутулиться, запах его одеколона, когда тот приближался, манера правильно произносить слова, когда тот, как полагал Джонни, только с целью потешить свое самолюбие, делал ему какое-нибудь пустяковое замечание.
Майкл, в свою очередь, недолюбливал Джонни, в основном из-за того, что подозревал его в нечестности. От заказчика поступали жалобы — в отгруженных коробках недоставало «Спектрума». Себестоимость «Спектрума» была мизерной и хотя, вообще-то, являлась переменной величиной из-за неуемной инфляции и роста накладных расходов,  — в этом месяце была определена в размере два­дцати девяти с половиной центов за тонну. Суммарная же прибыль компании Дональда Рантвелда исчислялась цифрами с двенадцатью нулями, благодаря значительным объемам производства и закупочной цене, утвержденной Пентагоном, которая, к примеру, в этом квартале составила полтора доллара за стограммовую упаковку. Поэтому, с одной стороны, компания Дональда Рантвелда без большого убытка для себя и без лишних возражений всегда восполняла недостачи, а с другой — необходимо было, в конце концов, навести порядок.
На последнем совещании, имевшем место как раз в это утро, шеф Майкла, Роберт ван дер Троммел, управляющий директор компании, начал издалека:
— Как вы знаете, мы подписали контракт с Пентагоном уже четыре года назад и вот уже три года как производим продукт «Метамизол Н — Спектрум». Объемы производ­ства постоянно росли все эти годы; сейчас мы с нашими партнерами снова пересматриваем планы в сторону увеличения. Это налагает на нас повышенную ответственность. Кроме того, мы планируем запустить линию по выпуску «Спектрума три» — продукта с новыми свойствами, о котором чуть позже расскажут наши фармацевт и технолог. Производство «Спектрум один», как вы поняли, сворачиваться не будет.
Совещание было торжественным, и на нем присутствовало человек двадцать, включая представителей Пентагона. Генеральный директор и держатель основного пакета акций компании Дональд Рантвелд внимательно слушал речь Роберта и всем своим видом показывал, что он доволен хваткой управляющего. Рядом с Дональдом Рантвелдом сидела его личный секретарь — манекеноподобное существо по имени Присцилла Фентон. Если не брать в расчет пустой, безразличный взгляд старательно подведенных маленьких глаз и морщинки в уголках рта, появлявшиеся, когда она разговаривала, она не имела изъянов внешности. У нее, определенно, были мозги и деловое чутье, и в пользу такого утверждения говорил хотя бы тот факт, что она сумела эффективно и быстро развестись с первым мужем, банкиром Фентоном, как только дела у того пошли на спад. Из совместного имущества ей остались роскошный дом в Лос-Анджелесе, замок в Шотландии и его фамилия в качестве сентиментального сувенира. Ему — сомнительные в период депрессии акции и обязательства перед кредито­рами.
Рядом с Майклом сидела технолог Трейси Макгир. Обычно, когда кто-либо из знакомых желал охарактеризовать Трейси в целом, отмечал ее добросердечность. Добросердечная? Другими словами, она не была уж в точности красавица, хотя, если разобрать по частям… Молодая, умная, с определенной уверенной грацией и мелодичным голосом, которым она выводила доклады, отличавшиеся солидной выверенностью и законченностью.
Майкл и Трейси работали в разных отделах, поэтому редко виделись, но было заметно, что она симпатизирует Майклу. Сочувствие же Майклу было крайне необходимо, так как ему часто доставалось от шефа.
Прямо напротив расположился представитель Пентагона майор Пейс. По правую руку от него устроился на своем обычном месте финансовый директор Конвелл, затем рядком сидели: директор по продажам Уоренс, представитель бухгалтерской компании Питкин, глава юридического отдела Циммерман, финансовый менеджер Диксон, заместитель директора по строительству Фил Ландау, вместе с которым Майкл обычно ходил на стрельбище.
С остальными Майкл не был в дружеских отношениях, так как по натуре был стеснительным и всегда ждал, что кто-то другой сделает первый шаг к знакомству. А те, видимо, и не считали необходимым делать такой шаг.
В те моменты, когда Роберт переставал следить за своей речью, он начинал слегка подвизгивать.
— Фармацевты продолжают работать над совершен­ствованием формулы и увеличением срока хранения препарата. Как вы знаете, мы уже сумели гарантировать по­требителям срок хранения шесть месяцев. — Роберт закончил предложение пронзительной нотой, затем взял себя в руки и продолжал спокойней. — Хотя не думаю, что он залеживается на складах так долго. — Он улыбнулся и окинул присутствующих дружелюбным взглядом. — И вскоре мы перейдем на массовый выпуск новой модификации. Как я уже говорил, наш менеджмент успешно справляется с техническими трудностями, но есть моменты, на которые я бы хотел обратить внимание. Прежде всего, меня волнуют проблемы с отправками.
Никого из присутствующих на заседании сотрудников фабрики, тем более Майкла, не мог обмануть спокойный тон Роберта, все знали его вспыльчивость, а потому Майкл не удивился, когда тот, обращаясь к нему, завизжал:
— Лоуренс, разберитесь со своими складскими сотрудниками или увольте за воровство. «Спектрум» — не кормовая добавка для скота, это стратегический товар. Кто знает, как его могут применять воры. Нелояльность по отношению к нашей компании — это государственное преступление.
Майор Пейс уставился на Майкла. Майкл внутренне сжался от недружелюбного взгляда и застыл в кресле, не смея шелохнуться. Майор был сухощавый, жилистый, с ­каменным лицом. «Ну, прямо машина, а не человек». ­Вообще Майкл не умел сопротивляться влиянию властных людей, а этот экземпляр, что сидел напротив, был просто выдающимся. «Вот такие типы и отдают приказы идти в атаку, не считаясь с числом жертв. Им просто необходим «Спек­трум», чтобы держать в подчинении солдат и мирное население. Когда-нибудь они решат использовать его здесь, в Америке. А почему бы и нет, раз-раз, и полный порядок. А  может уже использовали? Ведь просто удивительно, как эта новая демократическая церковь смогла получить большинство в сенате за такой короткий срок. Спросить бы, да некого. Проголосовали за них только сектанты. Вполне резонно. А вот как они набрали такую обширную паству?»  — Майкл позабыл о присутствующих и погрузился в размышления. Кузен жены Чарльз жил в Вашингтоне и считал уже самый этот факт символом принадлежности к высшей касте, а потому любил поговорить о политике, когда гостил у Майкла. Приезжал со своей семьей и донимал Майкла разговорами. Стоило всем сесть за стол, как тот важно начинал:
— Как тут у вас, в глубинке? Тихо, как на погосте? А  слышали, как эти новые христианские демократы проголосовали в сенате? Провели поправку Гордона-Бемекса! Вот так. Уж они свое дело знают. Поверьте мне, демократия на основе «Спектрума», христианская или какая  — мечта всякого тирана, а с новым правительством я не удивлюсь, если все произойдет еще при нашей жизни.
Жена Чарльза в такие моменты смущалась, брала мужа за руку и подмигивала присутствующим — не обращайте внимания на моего. Но Чарльза было нелегко остановить, и он продолжал разворачивать мрачные прогнозы.
Майкл окончательно перестал обращать внимание на слова Роберта, и воображение унесло его на поле боя, как оно обычно выглядит в теленовостях или в программах «Национального геополитического общества»: ночь в пустыне, где-то на задворках Персии, там, где еще есть очаги сопротивления, сполохи далеких взрывов, сигнальные ракеты, следы трассирующих пуль, солдаты, поднимавшиеся в атаку. А их командир как две капли воды похож на майора Пейса.
— Вы должны показать результат. Не хочу сказать, что мы полностью недовольны вами, но поймите сами… — Роберт ван дер Троммел взвизгнул громче обычного, и Майкл вернулся к реальности. «Зачем он это делает при посторонних? Разве это не внутренний вопрос компании? Неужели позиции Роберта настолько слабы, что он вынужден разыгрывать такие сцены на собрании, вместо того чтобы высказать претензии тактично?» Майкл всегда болезненно переживал несправедливое к себе отношение, и сейчас он почувствовал, что от обиды его лицо запылало. Ведь на фармацевтической фабрике, в основном, его, Майкла, стараниями все и так уже организовано как следует: камеры наблюдения в цехах, центр контроля, дежурные на проходной. Досмотр личных вещей рабочих, уходящих со смены. Административные меры — вплоть до увольнения. «Ну, что еще я могу сделать?»
Однако товар продолжал исчезать.
— …Подготовьте план, мы его утвердим, и вы начнете действовать.
«Я же не могу увольнять сотрудников, не имея твердых доказательств. — Майкл хорошо представлял себе по­следствия необоснованного увольнения — тяжбы с юри­стами пострадавших, внимание газетчиков. Тогда уж точно, прощай, собственная карьера. Таким вот образом он получил свою нынешнюю должность. Предыдущего супервизора попросили, надо понимать заставили, принять жесткие меры. А затем, когда поднялась шумиха и стали наседать адвокаты потерпевших, убрали с глаз долой — перевели в филиал, в Западную Агуинаву, а там отвратная еда, сырость и жара, мухи и черви, которые сжирают тебя заживо, как будто ты уже умер». Майкл поежился от отвращения.
— Выделите наиболее вероятных расхитителей, установите слежку, найдите доказательства. В конце концов, это ваша работа.
«Легко сказать, установите слежку, я же всего один, а вероятных расхитителей — полный штат. И что они дей­ствительно делают с украденным товаром? Едят? Невозможно. «Спектрум» — всего лишь полуфабрикат, и его необходимо переработать перед применением — смешать с другим компонентом, «Сиринити», который производится только на заводе в Западной Агуинаве из-за того, что в техпроцессе образуются высокотоксичные отходы. Не могли же мошенники организовать поставку из Африки! К тому же, масштабы воровства не давали оснований предполагать, что товар используется по его прямому назначению. Скорее всего, тащат, сами не зная зачем, или чтобы усложнить жизнь ему, Майклу».
— Я сделаю все что нужно, — Майклу стоило усилий заставить голос не дрожать от обиды.
«Кажется, такого ответа ждали? Да».
— И не забудьте, что сегодня вы улетаете в командировку вместе с нами, — напомнил ему Роберт. — Надеюсь, у вас не много вещей, вертолет небольшой.
Часа через полтора совещание закончилось.
На прощанье ледяной взгляд майора Пейса, Присцилла Фентон посмотрела сквозь него, вернее, это он случайно пересек линию ее взгляда. «Конечно, такие обычно не замечают простых смертных».
Майкл чувствовал себя раздавленным. «Черт! Зачем мне это нужно?!» — Майкл шел по коридору вместе с другими менеджерами и размышлял, что ему делать.
Первым побуждением Майкла было разобраться с ситуа­цией обычным способом — ничего не предпринимать, а в  конце дня снять напряжение при помощи виски.
Как говорил его старый друг Том: «Я ничего не делаю, я наблюдаю, что произойдет». Но он встретил понимающий взгляд Трейси Макгир, и неожиданно ему стало стыдно, точно он уже выпил вместе с Томом, — он подумал, сколько раз он уже убегал от проблем таким вот способом. Кроме того, он осознал, что сегодня, если еще точнее, то через пару часов, улетает вместе с начальством в командировку на целых три дня в Агуинаву, и снять стресс в такой компании ему вряд ли удастся. Майкл разволновался. Он подошел к автомату с бесплатным кофе для сотрудников, ­машинально получил свой стаканчик с обжигающей темной жидкостью. Майкл не отпил ни глотка, потому что, по  правде говоря, и без кофе был возбужден сверх меры. Вместо этого он уставился в стенку и стал размышлять. Стаканчик кофе в руках служил ему оправданием внешнего ничегонеделания, поэтому можно все же сказать, что кофе помог ему собраться с мыслями. Решение, подкрепленное моральной готовностью его выполнить, принятое к тому времени, когда жидкость в стаканчике остыла до такой степени, что пластиковый бок стакана под небольшой ручкой перестал обжигать пальцы, заключалось в следующем: настал момент продемонстрировать начальству свое старание и устроить показательное увольнение. Приложением к решению, или вторым его пунктом, шел метод во­площения задуманного, и тут Майкл уже не был так уверен: «Если в ближайшее время не отыщется настоящий воришка, то, может быть, стоит попробовать подкинуть кому-нибудь брусок «Спектрума», чтобы того поймали с поличным на проходной… хотя, конечно, непорядочно…».
Зато в отношении кандидатуры на роль подозреваемого или жертвы была полная определенность: Джонни — слишком веселый.
Сам Майкл не был веселым, его можно было бы назвать каким угодно: уравновешенным, надежным, нескладным, застенчивым, но только не веселым. С годами он научился скрывать застенчивость под маской деловой серьезности, но в глубине души ощущал свою ущербность. Наблюдательность и быстрый ум позволяли Майклу видеть в сослуживцах и окружавших его людях тайные мотивы их по­ступков, порой ему даже казалось, что он научился читать все их мысли. В жизненных ситуациях, разворачиваю­щихся вокруг него, он отмечал для себя много интересного или полезного, иногда даже смешного, но внутренняя скованность не позволяла ему вовремя воспользоваться си­туа­цией, чтобы продвинуть свою карьеру или пошутить в  дружеском разговоре, чтобы просто получить удоволь­ствие.
Из-за внутренней скованности Майкл чувствовал, что живет как-то механически и, в основном, вопреки соб­ственным желаниям. Частые компромиссы и постоянная подчиненность чужой воле наложили отпечаток на его внешний облик. Безжизненные руки-плети, бледная кожа, сдержанная, неуверенная походка и печальный взгляд образованного и все понимающего неудачника.
Семейная жизнь Майкла, как и следовало ожидать, протекала своим собственным чередом, полностью подчинив его своим правилам. С будущей женой Молли он познакомился в юности по чистой случайности и до сих пор не понимал, что его могло связать с ней так надолго. Неуклюжесть первой встречи незаметно переросла в привычку быть вместе, затем, согласно каким-то правилам приличия, произошла свадьба, потом появились дети как оправдание бессмысленности собственной жизни.
Сейчас ей сорок, как и Майклу, и за те годы что они вместе, она научилась получать удовольствие, изводя его изысканными способами. На нее накатывала меланхолия, она грустила неделями, и подразумевалось, что Майкл должен ее успокаивать. Она плакала, когда, уходя на работу, он забывал поцеловать ее на прощанье, и потом несколько дней смотрела укоряющим взором, и у нее все валилось из рук. Когда им случалось принимать гостей, поначалу она держалась, была фальшиво-приветливой и доброжелательной, но больше чем на двадцать минут ее не хватало, после этого на лице у нее появлялась судорожная улыбка нервного человека, она начинала говорить колкости, подавляла всякие вспышки веселости в компании, как будто из ревности к чужому жизнелюбию. Гости приходили все реже, а  она смотрела на Майкла печальными глазами, и он понимал, что очень виноват, только не знал, в чем именно.
Атмосфера безрадостного мученичества, которую она старательно создавала, приглушила и без того слабо тлевшие эмоции в их семье, похоронила под своим серым по­кровом все светлые надежды Майкла.
На днях Молли прислала открытку из Акапулько, и он с облегчением узнал, что жена с детьми намеревается пробыть в Мексике еще две недели.
В определенные моменты, такие как сейчас, Майкл был готов взбунтоваться.
«Черт возьми, а ведь я мог бы стать кем-то. Степень магистра экономики — я мог бы быть на месте Роберта, я не должен был застрять на этом складе. А что я теперь могу сделать? Если бы не моя неуклюжесть». — И, подобно многим слабохарактерным людям, Майкл нашел выход в том, чтобы отыграться на более слабом, в данном случае на подчиненном. — «Ну, держись, весельчак», — обозлился он на Джонни. Обдумывая детальный план действий, он решил, что для начала он распорядится, чтобы охрана установила за Джонни особое наблюдение. «А мне, возможно, стоит, наконец, подружиться с той приятной учетчицей с большими красивыми сиськами и зовущим взглядом — Ритой».
Джонни Фиавелл брал товара не больше, чем другие работники склада, и поэтому посчитал бы оскорбительным излишнее внимание к своей персоне со стороны супервизора, а проблем с применением продукта давно не возникало.
— Если выварить «Спектрум» в щелочи, а потом очистить спиртом, то получается забористая штука, — сказал ему как-то Уолли Фокс, после того как Джонни пожаловался ему, что «Спектрум» вызывает у него тошноту. Джонни тогда еще только начал работать на фабрике, а Уолли был уже опытным сотрудником.
— Мне было чертовски плохо, я думал, это мой последний день. Как выжил, не знаю. Неужели они это едят? — удивлялся Джонни.
Они сидели за столиком в баре «У Тиффани». В теле­визоре под ритмичную музыку кувыркались акробатки. На  столе уже стояла пара пустых бутылок, лежали пакетики с орешками. Джонни пил второй коктейль «Чемпион», а  Уолли, снисходительно поглядывая на новичка, курил, потягивал пиво из бокала и предвкушал возможность поделиться знаниями.
— А ты принял «Спектрум» до того, как выпил у «Тиффани», или после?
— Конечно, после, что я, ненормальный, на трезвую голову такое принимать.
— Стошнило тебя, скорее всего, от коктейлей, которые ты здесь пьешь, а «Спектрум» все равно нужно было сначала переработать по системе, а потом уже нюхать.
— Нюхать? Я думал, это внутрь принимают, — Джонни почувствовал себя глупо, словно по невежеству съел салфетку за обедом. А Уолли, ощущая себя экспертом и радуясь вниманию собеседника, продолжал:
— Для внутреннего употребления это только военным, и  даже для солдат его предварительно с «Сиринити» смешивают, слышал о таком? Кроме того, от приема внутрь может привычка развиться. Я слышал, что один из охраны фабрики, — и он рассказал кровавую, большей частью вымышленную историю, с целью поддержать интерес Джонни, прежде чем поведал ему технологию переработки. — Мой знакомый нюхает уже давно, и все о’кей, никаких побочных проявлений, — закончил на позитивной ноте свою лекцию Уолли и удовлетворенно засмеялся, словно он сам и был тем абстрактным знакомым.
— Значит, говоришь, сильная штука?
— Можешь поставить на это последнюю тысячу. Ты думал, почему наши так успешно в Ираке и Афганистане воюют? Это все «Спектрум», — сказал тогда Уолли.
С тех пор войска альянса оккупировали практически всю Персию, включая Иран, Ирак, Афганистан, Саудов­скую Аравию, несколько проходных стран и, что более важно, установили контроль над населением этих территорий. Успехи армии широко освещались в телевизионных передачах. Благодаря такой наглядной демонстрации Джонни окончательно поверил в силу препарата, а к тому времени, когда в Персии был назначен первый наместник Арчибальд Армитаж, Джонни овладел уже всей технологией переработки «Спектрума» в домашних условиях.
Сегодня, укрывшись от камер слежения между штабелями товара и своим погрузчиком, он осторожно разогнул на верхней коробке паллета металлические скрепки и вынул из коробки сверток. Затем достал из кармана пустую смятую упаковку от китайского мыла с нарисованным персиком и иероглифами, спрятал брусок «Спектрума» внутрь упаковки и незаметно положил ее в карман. После этого аккуратно запечатал коробку. Нет смысла брать слишком много, в гараже и так уже скопилось несколько килограммов «Спектрума», а одного бруска хватало на много-много дней удовольствия.
— Эй, что ты там делаешь? — в первую секунду сердце Джонни чуть не выпрыгнуло из груди, от внезапно нахлынувшей слабости начали подгибаться колени, а с губ готовы были сорваться слова оправдания, но через мгновение он узнал звонкий голос и взял себя в руки: подружка Рита знает его маленькую тайну. Джонни обернулся и одернул низ куртки, чтобы брусок в кармане брюк не был слишком заметен, на случай если появится еще кто-нибудь.
— Да так, проверяю кое-что. Придешь ко мне сегодня?
— Зачем? Что мы будем делать? — Рита притворилась безразличной, но Джонни знал, какой она бывает горячей. В первую их ночь Рита удивила его своим необузданным темпераментом. Он подумал тогда, что она просто изголодалась по сексу. Но после выяснилось, что она такая всегда. Она была невысокого роста, с фигурой, как у нарисованных девушек с почтовых открыток пятидесятых годов прошлого века, которые Джонни еще ребенком отыскал на чердаке своего дома, а в определенные моменты жизни, которые нравились Джонни больше всего, ее красивые глаза застилались туманом, лицо разрумянивалось от возбуждения, и чувственные губы жадно приоткрывались.
— Этим делом будем заниматься, — Джонни с удовольствием разглядывал аппетитные округлости, прорисовывавшиеся под одеждой Риты. Собственно, он уже погрузился в эротические видения и мысленным взором видел даже лучшую картину: Рита в его постели, ненасытная, разгоряченная, послушная его желаниям, ее пальцы жадно прижимают его к себе. Мелкие капельки пота у нее на лбу и шее, ее белые крепкие бедра сводят с ума и…
— Не приду, — Рита уже уходила, но, видимо, Джонни ей все-таки нравился, а потому, сделав пару шагов, обернулась, — мне сегодня нужно к маме заглянуть, раньше семи не смогу.
Джонни широко заулыбался и ошибочно решил, что это будет превосходный уикенд.

Фабрика Рантвелда расположена на склоне горы Раз­валки. Вернее, на поверхности находится только ее склад, само же производство, занимающее площадь в несколько квадратных километров, спрятано внутри скалы, в искусст­венной пещере — бывшей урановой шахте, из которой когда-то добывали руду со смехотворно малым содержанием соли урана — около 0,3 процента. Теперь вход на производство — в пещеру закрыт массивными металлическими воротами, а вокруг территории добавлен второй ряд колючей проволоки. Изгородь протянулась треугольником вверх по склону, поросшему елями, и внизу, вдоль зарослей кустарника и хорошо укатанной грунтовой дороги. По этой дороге Джонни и остальные сотрудники фабрики приезжают на работу и возвращаются домой в Лас-Денверес.
Лас-Денверес — город небольшой. Весной здесь удивительно красиво, в садах и на клумбах за невысокими заборчиками-штакетниками благодаря трудам домохозяек и профессиональных садовников расцветает такая флора, что можно спутать с райскими кущами, чириканье во­робьев и горловые рулады миниатюрных, едко-желтого ­окраса птичек временами заглушают шум автомобилей, снующих туда и сюда по трассе. Аллеи ломбардийских тополей, с топографической точностью протянувшиеся вдоль параллелей и меридианов, отделили проезжую часть кварталов от фигурно выложенных брусчаткой пешеходных дорожек и составили настоящее украшение всего городка. Сейчас середина зимы, но, к сожалению, из-за глобального потепления снег лег только высоко в горах, поэтому городские улочки на первый взгляд могут показаться серыми, однако лучи яркого дневного солнца играют в голых ветвях деревьев и оставляют забавные кружевные тени на дорожках, а кое-кто из жителей еще не снял со своих домов рождественские гирлянды. Словом, человеку приятно по­смотреть по сторонам, и, что бы там ни говорили падкие на сенсации телеведущие про раскол в парламенте, инфляцию и депрессию, сепаратистские настроения в штате Нью-Калифорния, волнения в южных штатах, нестабильную обстановку в американской Персии, заговоры и терроризм, Лас-Денверес — определенно одно из лучших мест для жизни размеренной и спокойной.
Недобрый человек мог бы назвать дома в городе безликими, но жители предпочитают думать о них как о практичных: прочные решетки на окнах и двери укреплены стальными пластинами. Мистер Смайли, двоюродный дядя Джонни Фиавелла, является мэром этого города и знает толк в обороне — он тридцать лет отработал на «Локхид»  — крупнейшего производителя баллистических и крылатых ракет. Завод находится неподалеку, и его сотрудники не беспокоятся из-за сокращения штатов или инфляции. На  День независимости мистер Смайли обычно произносит на центральной площади речь, полную патрио­тических фраз: «Мы оплот… ради наших детей… и граница проходит здесь». Рубящий жест. Вообще-то по поводу границ он не особый эксперт, так как ужасный домосед. Но земляки любят его эмоциональные речи.
Сосед Уолли Фокса, мистер Тейлор, банкир, отставной полковник — кстати, это на его доме рождественская гирлянда висит круглый год — напротив, много путешествовал в молодости, а теперь живет в Лас-Денвересе и тоже редко куда выбирается. На улице его можно издалека узнать по выправке, а в последнее время еще и по легкой хромоте. Недавно на стрельбище, куда многие любят отправляться всей семьей, собственный внук — тинейджер нечаянно влепил ему пулю 38 калибра в голень, когда перезаряжал пистолет. Пуля повредила связки. Когда жена мистера Тейлора Анна и заведующий тиром Курт Льюис подбежали к раненому, чтобы оказать помощь, они услышали, как мистер Тейлор прошептал внуку сквозь зубы: «Гук[2] хрен…». Но после простил и даже подарил новую поскрипывающую, ароматную кобуру из воловьей кожи.
Изредка в городе случаются и настоящие убийства, но в  целом все как везде.
Вдали, у подножья Развалки, немного в стороне от фабрики Рантвелда, виднеется еще одна огороженная территория — это плутониевый завод, где производят ядерное оружие.
В обед Джонни накинул поверх рабочей одежды дубленую куртку на меху и отправился в столовую. Ему нужно было пройти по территории фабрики в соседний корпус. С  ненастоящим мылом в кармане, чтобы избежать встречи с охраной, Джонни пошел в обход своего склада, намере­ваясь попасть в столовую с черного входа. На улице было прохладно, но светило яркое солнце, и прогуляться было приятно. Пробираясь вдоль стены склада, Джонни заметил на дороге колонну грузовиков со специальной маркировкой на бортах в виде оранжевых, соединенных углами треугольников и включенными проблесковыми маячками на крышах кабин, предупреждающими всех — опасность! радиоактивный груз! Джонни панически боялся радиации, и если бы не высокая заработная плата, он ни за что не остался бы работать на Развалке. Обычно при виде спец­машин, если не было возможности укрыться за каменной стеной потолще, Джонни старался хотя бы повернуться к грузовикам в профиль, чтобы уменьшить площадь возможного облучения. Сейчас он поспешно скользнул за  угол. «Как они могут работать на таких грузовиках?! — подумал он о водителях. — Самоубийцы!»
«А те, которые под землей!» — Джонни в очередной раз представил себе, как сотрудники плутониевой фабрики в блестящих защитных костюмах, походивших в его понимании на костюм астронавта Нейла Армстронга, в котором тот гулял по Луне, проделывают с радиоактивными материалами какие-то манипуляции. Технологические процедуры производства и обработки плутония, как их представлял себе Джонни, сводились к перекладыванию с места на место теплых на ощупь, светящихся брусков. Но даже от такой картины по спине бегали мурашки. В воображаемом техпроцессе один из астронавтов обязательно ронял на пол переливающийся холодным голубым светом брусок, и по­сле этого начиналось что-то непоправимое.
Джонни поежился и собрался уже рвануть в столовую, когда заметил Риту и одного из охранников. Те шли на обед по короткой дорожке, о чем-то разговаривали и не обращали внимания ни на окружающих, ни на опасные грузовики.
«Какого черта! Ей нужно укрыться от радиации, застегнуть верхнюю пуговку, и о чем, в самом деле, она может с ним говорить!» — Сначала он хотел подойти к ним и тут же во всем разобраться, но затем подумал, что с охраной лучше вообще не встречаться, а с Ритой правильней будет поговорить наедине.
«Закончу с делами, а после — в столовую». — Джонни повернул в другую сторону и поднялся на склон горы. Там можно посидеть на стволе упавшего дерева, кроме того, ему необходимо было перебросить украденный товар через колючую проволоку поближе к дороге. Потом он подберет его, когда будет проезжать мимо на машине.
Укрывшись за деревьями от взора охранников, Джонни по-спортивному широко размахнулся, разгоняясь, сделал несколько приставных шагов, как многоборец на соревнованиях по метанию копья в конце разбега, и запустил брусок точно между верхушек двух роскошных елей. Брусок поднялся метров на двадцать вверх, перелетел через ограду, достиг верхней точки траектории, сверкнул гладкой поверхностью упаковки от китайского мыла на солнце, нехотя начал снижаться, наконец плюхнулся в пыль позади зарослей кустов. Джонни проводил его взглядом и запомнил точку падения.
Полдела сделано. Джонни сел на прохладное бревно и положил в рот пластинку жвачки со вкусом африканских цитрусовых. Ветер подхватил и унес пустой фантик. Пока Джонни жевал, мысли лениво текли примерно в такой по­следовательности: «За Ритой нужен глаз да глаз. Полная коробка «Спектрума». Уикенд».

Аншан, Персия

В эти минуты примерно в двенадцати тысячах километров от Лас-Денвереса, в Персии, в спальных покоях дворца в Аншане звонил телефон. Арчибальд Армитаж, наместник, олицетворяющий собой гражданскую власть Персии, чув­ствовал звон всеми клеточками тела, но не мог заставить себя разомкнуть глаза или пошевелиться: было чертовски рано или очень поздно, для того чтобы вставать с постели.
Жена Джуддит наконец включила ночник и подошла к телефону. Она вернулась с трубкой в руке и принялась трясти мужа за плечо.
— Это тебя, твой помощник, говорит, что-то срочное.
Накануне Арчи принял снотворное и еще часов шесть должен был спать. Он открыл глаза, но ничего не произнес, потому что жена не любила, когда он мямлит, а губы и язык совершенно не слушались. Он взял трубку и вопросительно промычал в нее:
— Мва?
— Привет, Арчи, это Беккер, извини, что побеспокоил, но ты сам сказал найти тебя в любое время, если что-то подобное, — Джоржд Беккер — личный секретарь докладывал бодро, несмотря на поздний час, — тут пришло сообщение от военных из Штаба.
— Угу, что в нем? — выдавил Арчи без особой заинтересованности, он все еще не понимал половины из того, что слышал.
— Кодированное сообщение с грифом секретности, так что если ты не против, ты мог бы переключить свой телефон в безопасный режим, я бы тебе прислал факс.
Арчи издал стон-выдох, скрипящий, как будто стариковский, хотя ему было всего сорок девять. Он поднялся с кровати, неуверенной походкой прошел к столику, пошарил по клавиатуре телефона, нажимая кнопки, затем сказал в трубку:
— Давай.
Через несколько секунд в руках оказался лист бумаги с факсимиле генерала Ричарда Тенета и отметкой времени, по которой было видно, что шифровка отправлена из штаба несколько минут назад.
Письмо содержало три строчки:

Высший код боевой готовности.
План А.
Соблюдать режим безопасности.

Арчи прочел, подошел к кровати и лег навзничь с листком бумаги в руке. Постепенно к нему возвращалась способность мыслить: «Видимо, назад пути нет. Видимо, началось». Хотя, конечно, все это запросто могло означать всего лишь рутинную тренировку или, на крайний случай, полномасштабное учение, но у него было такое ощущение, что в этот раз все по-настоящему.
— Что там? — равнодушно спросила жена.
Он не ответил. Он закрыл глаза, подумал, не стоит ли объявить эвакуацию гражданского населения в Аншане или, может быть, на всей территории Персии, но решил этого пока не делать. «Соблюдать режим безопасности» не означает устраивать панику.
«Надо подождать развития событий». — Когда Арчи подумал о развитии событий, он почувствовал страх. В спальне вдруг стало очень жарко и душно, как если бы отказала система вентиляции бункера. Ему вдруг захотелось выглянуть на поверхность, увидеть звездное небо. Но он по­нимал, что не решится этого сделать. Здесь, глубоко под землей, в бетонном саркофаге сейчас, наверно, самое без­опасное место во всей Персии. Ему объясняли, что стены способны выдержать давление 150 мегапаскалей, и сейчас он старался успокоить себя этими цифрами: ведь это очень много, сколько-то там фунтов на квадратный дюйм.
— По­тре­буется прямое попадание ядерного заряда, — смеялся молодой капрал, когда впервые привел сюда чету Армитажей,  — вам не о чем волноваться.
Как ни успокаивал себя Арчи, этой ночью он уже не смог заснуть.

«Раджкот один», в окрестностях Окха,
Западная Великая Индия

В соседней Великой Индии на Центральном пункте управления флотом лейтенант Кумар, напротив, еще не ложился спать и только недавно выпил чашку кофе, а потому, когда с экрана исчезли все до единой отметки кораблей в Индийском океане, среагировал мгновенно.
— Тревога! — произнес отчетливо и нажал кнопку тревоги. На пульте в затемненной комнате замигала оранжевая лампочка, отсвет падал на смуглое лицо Кумара и отражался в глазах. Одновременно сигнал с пульта поступил в Штаб.
— Начать проверку системы.
Офицеры за соседними столами поспешно запускали программы тестирования. Прильнули к пустым экранам, ожидая, что за всем этим последует.
— Что случилось? — подбежал дежурный смены — коммандер Мишо.
— Потерян контроль. Все отключилось, посмотрите сами, — Кумар кивнул на мертвый экран, на котором не осталось ни одного маркера, обозначавшего корабли.
Спутники связи перестали ретранслировать сигнал, одновременно пропал и сигнал со спутников американской системы глобального позиционирования «ДжиПиЭс». Среди возможных причин отказа рассматривались искусственные помехи, магнитная буря или сбой системы. Операторы отчаянно пытались выяснить подлинную причину, чтобы затем постараться ее устранить или решить, как с ней бороться, если она окажется природного характера. Через минуту выяснилось, что физически спутники были на своем месте, только их сигнал почему-то перестал раскодироваться.
— Ну что? — коммандер Мишо не отходил от центрального пульта.
— Возможно, вышла из строя система раскодирования.
— Запусти проверку.
— Сделано. Негативно. Штатной проверкой неисправностей не обнаружено.
«Если это не блок раскодирования, то что же?» — Мишо немного задумался, затем твердо приказал:
— Запросить все корабли на сверхдлинных волнах.
Из состава военно-морского флота Великой Индии на дежурстве в море сейчас находились авианосец «Мадхок», два крейсера класса «Годавари», один «Тришул», четыре фрегата класса «Раджпут», три «Тальвара», восемнадцать подводных лодок, дюжина ракетных катеров и несколько судов обеспечения. Если они ответят на запрос на сверхдлинных волнах, то раскроют противнику свое местоположение. Но ситуация была чрезвычайной и необходимо было убедиться, что на кораблях все в порядке.
На запрос почти сразу ответили авианосец и три фрегата класса «Раджпут». На четвертом, видимо, не работал передатчик СДВ, и его капитан при помощи коротковолновой рации, рассчитанной на контакт в зоне прямой видимости, передал на авианосец, что у него все нормально, а  тот сообщил в центр. Через несколько минут ответили и остальные корабли, за исключением подводных лодок, которые выходили на связь строго по расписанию.
Тем не менее из Штаба поступил приказ привести флот в высшую степень боевой готовности, а это означало, что всем боеспособным кораблям, стоящим у пирсов, также следует выйти в море.
Ракетные катера, фрегаты срочно разводили пары и готовились покинуть места стоянок. Многим из них требовалось не менее часа, чтобы подготовиться к походу, и Кумар представлял, какая сейчас там царит суматоха: звенели склянки, сонные матросы из числа дежурной команды вываливались из коек, чтобы бежать по трапам на свои посты, а матросы и офицеры, которые квартировались на берегу, судорожно собирали вещи и мчались к своим при­чалам.
Как любой офицер в Центре управления флотом, Кумар провел несколько лет на боевом корабле, прежде чем занять это кресло у дисплея. Здесь тоже было не легко, и в эту минуту Кумар обливался холодным потом: «Пакистан атакует, и центр управления в Раджкоте — одна из первых целей для уничтожения».
— Проверь «Сириус» — русскую навигационную систему, — коммандеру Мишо тоже было не по себе, и он отдавал команды, просто чтобы сохранить самообладание.
— Уже проверил, не работает. Сигнал идет, но не расшифровывается. Наверно, русские изменили коды, — за соседним пультом такой же молодой, как Кумар, лейтенант опустил глаза, как будто это была его вина.
Тянулись долгие минуты, и ничего не происходило.
«Ничего не произойдет. Утром приедут представители проектировщика системы, специалисты разберутся, найдут техническую неисправность. Полетят, конечно, чьи-то головы, но ведь это не самое страшное», — Кумар старался себя успокоить.
Все замерло.

Бармер, Пустыня Тар, Западная Великая Индия

— Заводи! — дежурный бешено вращал фонариком.
Солдаты бежали к своим танкам, на ходу надевая шлемы. Альварс больно ударился о железный проем люка, ободрал кожу на ребрах, но не обратил на это внимания. Скользнул внутрь на кресло водителя, бросил рядом рубашку, которую не успел надеть в казарме. Двигатель 018 машины завелся сразу.
— Вперед. На Хайдарабад, — услышал в шлемофоне голос командира.
Альварс включил прожектор и рванул вперед.
Их машина была ведущей. Он знал, что следом за ним выстроятся другие танки. Главное — успеть отойти от расположения части километров на пять, тогда их не уничтожит ударная волна. Альварс не боялся смерти, просто он  хотел умереть в реальном бою: уничтожить несколько танков врага, раздавить гусеницами десяток пехотинцев, после этого можно считать долг выполненным. Альварс почув­ствовал азарт. Он почти не видел дороги и направлял машину по памяти: этот маршрут они отрабатывали много раз на тренировках. Как только вышли за территорию части, танки разорвали колонну и рассредоточились по пустыне. Он представил, как это выглядело бы с высоты птичьего полета, — черные машины стремительно движутся к пакистанской границе, поднимая гусеницами тучи песка.

Дели, резиденция Премьер-Министра Даянанда Саразвати

Сообщение застало Премьер-Министра дома в постели. Это был человек за пятьдесят с одутловатым лицом. Он накинул простыню на голое тело и выслушал по кодированной телефонной линии доклад Министра обороны.
Нет ничего хуже на свете, чем моменты ожидания, когда ты не можешь ничего предпринять.
«Почему русские отключили свою навигационную систему? Они тоже против нас? Американцы заплатили Российской Корпорации за то, чтобы те предали старых союзников?» — Ему хотелось бы получить ответы, но он понимал, что спросить не у кого и принимать решение предстоит ему самому.
Даянанда чувствовал, как в груди закипает ярость.
«Русские коварны. Он всегда знал это, еще с тех времен, когда младшим офицером ездил в Россию готовить контракты с их государственной монополией «Военэкспорт».
Русские растягивали сроки поставок и запрашивали огромные суммы за каждую мелочь, дополнительную запасную часть или лишнее оборудование, и его небогатая страна была вынуждена платить. До срыва поставок дело не доходило, но на испытаниях каждая третья русская ракета сразу после старта выходила из строя под действием электромагнитного излучения собственных корабельных радаров и самоликвидировалась. Нет худа без добра, это заставило собраться и развивать собственную промышленность. Компания «Крамос» сумела наладить выпуск совершенного оружия. А благодаря вкладу доктора Абдула Калама страна стала развивать и космическую программу. Жаль, эта задача не была решена до конца», — Даянанда посмотрел на аппарат кодированной связи и подумал, что у него осталось лишь несколько минут на принятие решения. Простой выбор: да или нет, черное или белое. Момент истины.
Министр обороны сказал ему:
— Я ввел в действие план «Атар»[3] первой степени.
«Да, это сделано правильно, это шанс уберечь наши войска от удара противника, если таковой последует».
— Корабли в высшей степени боевой готовности.
— Принято.
— Бомбардировщики в воздухе, и через десять минут первые из них приблизятся к границе с Пакистаном.
«Все по плану». — Он сам участвовал в его детальной проработке и знал все его ступени. — «Через десять минут мы должны нанести удар по их системам ПВО. Иначе придется развернуть самолеты на базу.
Уходят последние минуты, и все ждут его приказа на применение ядерного оружия. Ну что ж, по крайней мере, это несколько минут размышления. Это не механическое действие вымуштрованного солдата или оператора ракетной установки». — Он плотнее обернул простыню вокруг тела и глянул на звездное небо в окне.
«Его ныне покойный отец — пехотный майор, искренний и преданный своему делу человек, говорил, что Индия должна создать самую сильную армию. Даянанда всю жизнь посвятил этому. Отец говорил, что Индия дол­жна быть великой и единой. Полгода назад в название страны добавили слово Великая. Теперь дело за малым. Империалисты в сорок седьмом году разорвали нашу страну, дали Пакистану ядерное оружие. Им нравится наше унижение. От такой мысли закипала кровь.
Даянанда, как и его отец, всегда считал, что войну за объединение должна начать Индия, просто необходимо собраться с силами. Подходящий ли сейчас момент? И есть ли у него в действительности выбор? Он ли его делает? ­Неужели Пакистан решился начать войну первым? Русские нас не предупредили. Они нас предали? Глаза стали жесткими. Не буду тратить на них свое сердце[4]. Гнев ослепляет, а я должен размышлять спокойно: если все это подстроено американцами, то они видят наши войска со спутников и готовы их встретить. Танковые колонны уже на марше, но без предварительного ядерного удара у них нет шанса справиться с врагом. Все выльется в затяжной локальный конфликт, с бессмысленными жертвами, каких Индия пере­жила множество. Жаль, что не успели развернуть свою полноценную спутниковую систему, многое упростилось бы сейчас. Следовало бы раньше отказаться от позиции подчиненности ненадежной Российской Корпорации. — Даянанда уже принял решение.
А сколько же ему осталось времени жить самому? Наверно, не более…».
Замигала лампа вызова телефона секретной связи, и он взял трубку.

Жвачка быстро потеряла свой первоначальный яркий вкус, заставлявший рефлекторно сжиматься челюсти и течь слюну, и Джонни как раз собирался ее выплюнуть, когда заметил, что внизу, на складе, началась сумятица — сотрудники фабрики Д. Рантвелда, включая охранников, спешно садились в свои Хонды и Тойоты и выезжали с территории. Джонни наблюдал, как они проносились, поднимая пыль, по дороге по направлению к городу. Сначала он немного встревожился, но затем решил, что это ему даже на руку: меньше народу — проще незаметно подобрать брусок с дороги. Он загнал языком безвкусный комочек резины за щеку, запахнул поплотнее теплую куртку и, откинувшись на спину, вытянулся на широком бревне.
Прошло еще несколько минут, и сквозь прищуренные веки он заметил на небе несколько неясных черточек, казавшихся светлее, чем яркое полуденное небо. Черточки перемещались медленно, за исключением одной. В ее движении было что-то настораживающее. Она почти не меняла своего положения и не увеличивалась в длине, зато с каждым мгновением становилась шире и ярче. «Приближается, — подумал Джонни, — метеор». Раньше Джонни видел такие, в детстве с друзьями они часто проводили вечера, валяясь на траве за домом, выискивая в небе пролетающие метеоры. Он знал, что они приходят из хвоста комет, а при виде падающей звезды нужно успеть загадать желание, и оно непременно сбудется. Сейчас Джонни подумал, что было бы неплохо, если бы у него под рукой оказался фотоаппарат. «Может, это не просто маленький метеор, который полностью сгорит в атмосфере, а целый метеорит, способный долететь до Земли».
«Японский метеорит весом десять килограмм продан на аукционе за полмиллиона долларов», — Джонни не любил передачи новостей, но это сообщение запомнил. Диктор «ЭлДиЭн» Лиз Петроу обладала особым медовым контральто, который вызывал у Джонни прямо-таки сексуальное волнение. Она умела протяжно петь слова, то повышая, то понижая голос: «Японский метеорит… полмил­лиона долларов».
Он прикрыл глаза от солнца ладонью, как козырьком, и  стал внимательно наблюдать за движением небесного объекта. Метеорит приближался с северо-востока и, судя по всему, должен был приземлиться где-то поблизости. «Есть шанс, что мне повезет, — подумал Джонни. — Надо быть внимательным и успеть первым к месту падения. Лишь бы он не сгорел и не разрушился полностью при ударе о землю». Внезапно метеорит резко рванулся в сторону, прочертив огненную полоску на небе, через мгновенье таким же скачком переместился в перпендикулярном направлении, затем продолжил выполнять свои зигзаги снова и снова, приближаясь к земле.
— Что за хрень! — Джонни насторожился и перестал думать о волнующем голосе Лиз.
Вдруг далеко, почти на пределе видимости, километрах в сорока от того места, где он находился, Джонни заметил, как с земли навстречу метеориту стала медленно подниматься тонкая светлая полоска — дымовой след. Приглядевшись внимательней, в том же направлении он увидел на небе и другие дымовые столбы. Их уже развеяло ветром, и они были похожи на облака, только располагались вертикально.
— Вот черт! — Джонни вскочил на ноги. «Это могут быть…» — начал осознавать Джонни и почувствовал, как холодок пробежал по спине. В том направлении находились ракетные комплексы системы «НОРАД»[5]. — «Это могут быть дымовые следы твердотопливных ступеней стратегических ракет».
Страх сковал мышцы, но заставил быстрее работать мозг.
За одно мгновенье в голове у Джонни промелькнули сот­ни разных мыслей. Яркие образы, обрывки воспоминаний, часто бессловесные и до конца неосознанные, сопровождавшиеся то тянущим ощущением тревоги, то приливами неуемной радости, смешались с картинками и звуками из реальной жизни. Дополненные невнятными фантазиями, они пронеслись все вместе, путаясь, сменяя и перекрывая друг друга, и невозможно было сказать, которая картинка или идея была первой или последней, потому что все они существовали одновременно.
Мысленным взором Джонни увидел, как человек в костюме астронавта выронил светящийся брусок и тот медленно падал, излучая холодный свет. А мальчики и девочки в школах, так же как в детстве это делал сам Джонни, сидят под партами, прикрыв голову руками, после команды учителя «Вспышка». Сам учитель никогда не прятался. Обычно он стоял очень прямо, в своем зеленоватом двубортном пиджаке, сложив руки за спиной, и смотрел в окно, куда-то поверх верхушек деревьев, как будто надеясь получше разглядеть эту самую вспышку, если, наперекор логике причин и следствий, она произойдет по его команде.
Тонкая черточка, поднимавшаяся с земли, разминулась с маневрирующим метеоритом и направилась куда-то выше в небо.
Метеорит вырос в размерах и горел, оставляя за собой след разогретого до состояния плазмы вещества и бурлящего воздуха.
В небе вспыхнула звездочка — взорвалась боевая часть ракеты-перехватчика «Пэтриот», не сумевшей поразить цель.
Под ногами дрогнула земля от далекого взрыва. С кедра посыпались шишки, как будто кто-то ударил по его стволу тяжелой колотушкой, над елками поднялись облачка зеленоватой пыли, их ветви дрожали и от этого казались еще более пушистыми.
С земли продолжали стартовать ракеты-перехватчики. Они расходились под разными углами, оставляя на небе красивые дымовые следы с небольшой ярко горящей искоркой в верхней части.
Сомнений не оставалась, но Джонни был не в силах пошевелиться. Никто не подал ему команды «Вспышка», и он просто стоял и смотрел на приближавшийся боевой блок русских.
Рита говорила, что у него художественный склад натуры. Вообще-то она не особенно заботилась о подборе выражений в своей речи, но Джонни прощал ей это. Однажды, после того как два часа занимались любовью, они лежали в его постели, Джонни рассеянно поглаживал ее бархатистую кожу, его потянуло на разговоры о музыке, и она сказала ему: «ты чокнутый артист», но не отодвинулась и руку его не убрала, а, напротив, стиснула его пальцы и прижала его ладонь к своей упругой груди.
Огненный шар находился уже рядом с землей, не более чем в километре от того места, где грунтовая дорога со­единяется с трассой, ведущей в город. Зеленые регулярно устанавливали там плакат с призывом бороться с выбросами парниковых газов и глобальным потеплением. Полиция так же систематически его убирала. Но сейчас плакат был на своем месте, и Джонни отчетливо видел его — кусок яркой материи, перетянутый меж двух деревьев через дорогу, полощущийся на ветру.
В следующее мгновенье Джонни показалось, что он уловил едва слышный рокот, и он даже вообразил, что чувст­вует исходящее от шара тепло.
На высоте сотни метров над землей внутри боевого блока сработало взрывное устройство, и отливающие холодным металлическим блеском плутониевые полусферы сомкнулись вокруг бериллиевого шарика. Неудержимо продолжая свой путь, волна направленного внутрь взрыва с огромной силой сдавила плутоний в сверхкритическую массу. Под действием источника нейтронов началась и с молниеносной быстротой завершилась цепная реакция, высвободившиеся нейтроны привели к реакции синтеза в  легком веществе молочно-белого цвета, дейтериде лития[6]. Облучение лития нейтронами привело к образованию три­тия — самого легкого изотопа водорода[7]. Термоядерная реакция привела к слиянию ядер трития и дейтерия в гелий с образованием мощного потока быстрых нейтронов синтеза, энергия которых намного превышает энергию нейтронов деления. Быстрые нейтроны обрушились на внешнюю оболочку ядерного устройства, состоявшую из обычного урана 238. Массированная бомбардировка потоком быстрых нейтронов расщепила уран оболочки.
И вспыхнул такой свет, и высвободилась такая энергия, что солнце померкло, и земля вжалась, как под ударом гигантского кулака.
Тело Джонни испарилось в первые же мгновения ядерной реакции.
Взрыв термоядерного устройства мощностью четыре мегатонны вызвал в грунте пирокластические волны, разрушившие спрятанный в скалах плутониевый завод. Воздушная ударная волна распространилась на десятки километров, уничтожив Лас-Денверес и тех жителей, которые не сгорели в тепловом потоке. Несколько тысяч тонн породы, превратившись в радиоактивную пыль, взмыли в воздух и начали свое движение под действием ветра.
Стало тихо.

* * *

За несколько минут до поражения цели первым ядерным блоком
Москва, Генеральный Штаб Объединенных Вооруженных Сил
Российской Корпорации

— Боевая тревога, эвакуация.
Линия Президента Российской Корпорации:
— Господин Президент, со стороны противника зафиксированы массовые пуски ракет наземного и морского базирования, время подлета ближайшего блока семнадцать минут. Доклад произвел дежурный по противоракетной обороне полковник Беленький.

Москва, Кремль

— Господин Президент, на линии госпожа Президент Соединенных Штатов.
— Прошу вас не отвечать на удар, пуски произошли без санкции правительства и Президента, по невыясненным обстоятельствам.
Президент Российской Корпорации Воронов:
— Вы можете отдать команду на самоуничтожение ракет?
— Мы пытаемся, но, видимо, команды не проходят.
Президент Российской Корпорации Воронов:
— Аналитическую оценку, срочно.
На экране уже высветились результаты первичного анализа:
Возможный ущерб: Двенадцать триллионов кредитов Россий­ской Корпорации.
Соотношение потребительской корзины экономической сферы Кредита Российской Корпорации и средневзвешенной мировой потребительской корзины в течение ближайших десяти лет  — один к миллионной части.
Население Российской Корпорации: менее тридцати пяти миллионов человек.
Прогноз: Активы Российской Корпорации будут перекуплены другими странами.
Рекомендация: Уравновешивающий ответный удар.
Линия Генерального Штаба Российской Корпорации:
— Я, Президент Российской Корпорации, приказываю нанести ответный удар.
— Подтверждаю, ответный удар.

* * *

24 января 20ХХ
Атлантика
На борту атомного крейсера ВМФ США «Тикондирога»

— Сменить курс! Ты ведь должен был это сделать две минуты назад! Посмотри на карту, мы идем на минные заграждения, — капитан Том А€ртур только что вошел на капитанский мостик и обращался к первому помощнику Робертсу, несущему в эту минуту вахту। Робертс передвинул джойстик управления и ничего не ответил. Том едва сдерживал ярость.
— Если ты устал, пойди отдохни, я тебя сменю.
Том впился глазами в дисплей, пытаясь разобраться, как далеко они отклонились от курса из-за ошибки Роберт­са. 
 — Иди, я принял вахту, — он повернулся к помощнику и не увидел того рядом.
Том окинул взглядом помещение. Он был один. Дверь была закрыта. «Как Робертс мог так быстро уйти? Я даже не слышал его шагов. Наверно, я был слишком разъярен. Ничего, главное, я успел вовремя: еще немного, и мы бы вошли в зону досягаемости реактивных мин».
Створки внешних защитных жалюзи на окнах капитанского мостика были закрыты, и помещение освещалось лишь искусственным светом. Тому вдруг захотелось увидеть, что происходит за стенами. Он ввел команду на пульте управления, и створки центрального окна наполовину приоткрылись.
Снаружи бушевал шторм. Палубы почти не  было видно. Внизу едва прорисовывались контуры зенитной ракетной установки. Вдруг в небольшой просвет между снежными зарядами Том увидел человека у борта. Корабль сильно качало, волны бились о борт, и фигура человека иногда полностью исчезала в брызгах. «Робертс! Куда он направился? Зачем он вышел на палубу? Я же сказал ему идти спать. Что-то с ним не так». Том перевел указатели на малый ход и включил автомат управления курсом. Затем он сбежал четыре пролета по трапу и вышел на палубу. От волнения он даже не почувствовал холода, хотя до него долетали брызги.
Робертс по-прежнему стоял около ракетной установки, и Том стал пробираться к нему. Он хватался за обледенелые поручни, чтобы не упасть на скользкой от наледи палубе. Когда он продвинулся до погребов ракетного отсека, то понял, что опять потерял Робертса из вида. И еще он вспомнил, что в фигуре по­мощника было что-то странное: он вроде как стал выше ростом. «Странно, он даже не ответил ничего на мою команду».
Буря неожиданно стихла, и из серого мрака показалась сначала рубка крейсера, затем фок-мачта с антеннами и локаторами.
Том вздрогнул, и до него начал доходить смысл событий: на фок-мачте болтался большой мешок. Вернее, это был не мешок, а человеческое тело, завернутое в дерюгу. И  при­надлежало оно первому помощнику Робертсу! «Я же сам вчера приказал повесить Робертса за то, что он завел корабль на мины, — пронеслось в мозгу, — как я мог забыть! Боцман потом еще привязал веревкой его ноги к траверсе, чтобы тело не слишком раскачивалось и не повредило антенны». Том оцепенел, не в силах оторвать взгляда от повешенного.
Вдруг рядом, внизу, справа от него раздался металлический скрежет, и Том увидел, как открылась крышка пусковой установки «Томагавк».
Он еще успел заметить, как осветилась внутренним пламенем, бушующим в шахте, и показалась наружу носовая часть ракеты, когда волна раскаленных газов обожгла его и сбросила за борт.
Он летел навстречу волнам, а брызги поднимались к нему, замерзали на воздухе и звенели…
Том Артур очнулся от кошмара, лицо покрывал пот. В  каюте было жарко и дребезжал зуммер интеркома. Первой мыслью было: нас атакуют, но откуда — из глубины или с воздуха?
Том Артур сорвал со стены трубку переговорного устройства и прижал к уху.
— Капитан. Слушаю.
— Сэр, мы перехватили радиопереговоры русских, — донесся голос начальника группы радиоперехвата Гордона Джондроу.
— Важные?
— Вероятно, сэр. Возможно, высшее руководство. Они долго вели двусторонний обмен, используя двухтерабитный код.
— Расшифруйте и принесите мне.
— Уже расшифровали, сэр.
Через минуту в каюту капитана постучали, и посыльный принес текст перехваченной шифровки.
Том пробежал глазами листок:
(А) …Выступить единым фронтом на переговорах с американцами.
(В) /Нечетко/ …Я знаю, что вы сделали с Москвой… Вы не сможете стать политической фигурой, если станет известно.
(А) — Сейчас каждый обвиняет каждого. Кроме того, я не думаю, что будет много политики, после того как мы установим контроль. Вы знаете об эмигрантах?
(В) /Нечетко/ …
(А) …Мы обезвредили диверсантов, посланных Вами…
(В) …Мои условия: после подписания мирного соглашения с американцами я становлюсь наместником в Европе …Европа становится независимой.
(А) — Где пройдут границы независимой Европы?
(В) — Граница останется там же, где и сейчас…
(А) — Согласен.
(В) — Я поддержу Вашу позицию на переговорах /…/
— Вы свободны, идите, — Том Артур отпустил посыльного и стал думать, что бы это могло значить. «Похоже, у русских разногласия в руководстве. Кроме Президента Российской Корпорации, еще как минимум две стороны претендуют на власть. Вполне правдоподобно. В период такого хаоса борьба за передел влияния. Каждый хочет стать царем.
Неправдоподобно, что они использовали такой легкий шифр. У них ведь есть мощные коды». Тут же возразил се­бе:   «Это потому, что они вели неофициальную беседу и   использовали неофициальные средства связи. Тогда ­это говорит в пользу первой версии. Возможно, все это правда».
Он одернул себя: «Просто тебе хочется верить в то, что это правда. Согласись, тебе приятно думать, что у русских раскол.
А если это искусно замаскированная ловушка? Может быть, но, в любом случае, это шанс. Чего они от нас ждут? В  штаб не поступало пока никаких предложений от русских. А может, уже поступило? Может быть, они уже ведут сепаратные переговоры. И даже если сейчас среди русских не существует такого генерала-предателя, то он может по­явиться в любое время, и это наш шанс. Надо было уточнить, откуда велись переговоры и каким именно способом».
Крейсер «Тикондирога» шел в режиме радиомолчания, и не было возможности связаться со штабом, чтобы передать сообщение или получить ответы на вопросы. К тому же, Адмирал Чилтон и не стал бы давать разъяснений.
«У меня есть время, — решил Том. — Я обдумаю эту проблему завтра».
Том почувствовал, как корабль в очередной раз начал менять курс. Он опустил голову на подушку и через секунду провалился в сон.

Через пять часов Том Артур зашел в радиорубку, ра­зыскал там старшего офицера Гордона Джондроу и задал вопрос о вчерашний шифровке.
— Это были переговоры по рации?
— Никак нет, сэр, обмен текстовыми шифровками на сверхдлинных волнах с минутными интервалами в ряду обычной чепухи. Вы знаете, русские без перерыва лупят пустыми сообщениями, чтобы забить эфир. Мы случайно наткнулись на этот сигнал. Радист даже взял пеленг. Вот, взгляните, я провел для наглядности эти линии.
Том по­смотрел на карту. От точки, определявшей положение корабля в Атлантике на момент перехвата, протянулись два луча. Первый, помеченный буквой «А», указывал на Москву, второй — «В» протянулся южнее и проходил через Западную Европу.
«Конечно, один пеленг — это мало, но тем не менее не противоречит теории». — Том подумал, что ценность информации растет.
— Кто-нибудь еще может расшифровать такой код, кроме нас?
— Нет, сэр. Полагаю, на суше не осталось таких мощных вычислительных машин.
Атомный крейсер «Тикондирога» незадолго перед войной прошел плановый ремонт. На нем установили новое вооружение: «Томагавки ТЛАМ-Н7» с ядерными зарядами, радиолокационную систему, позволяющую контролировать всю Европу, находясь посреди Атлантики. Также глубо­кой модернизации была подвергнута БИУС — Боевая информационно-управляющая система. В сердце комп­лекса установили самый современный компьютер с квантовым процессором «ПиЭрСи 3000», который не только помогал управлять кораблем и оружием, но и был способен решать аналитические задачи глобального моделирования.
Сейчас командование вооруженных сил и флота находилось в Персии. Там был Центр управления и связи, но на деле он с трудом справлялся со своими функциями. Русские уничтожили бо€льшую часть спутников-шпионов и ретрансляторов, а при помощи своих наземных, так называемых лазерных дальномеров имели возможность нарушать подачу сигнала с оставшихся. По этой причине штаб испытывал нехватку каналов управления и связи. Поэтому, если принять в расчет вычислительную машину корабля, можно было твердо сказать, что мозг группировки находился теперь на «Тикондироге».
— Передайте расшифрованное сообщение в Штаб на СДВ, как только выйдем из режима радиомолчания.
— Абсолютно, да, сэр, — Джондроу сделал себе пометку в блокноте.
Том прошел по внутренним коридорам крейсера и поднялся на капитанский мостик.
— Капитан, мы не сможем подойти к квадрату поиска, на пути шторм.
Штурман Гарри Рингволд, здоровенный детина, который с трудом проходил в люки и двери корабля, указывал карандашом на планшете, куда перемещается шторм.
— Шторм движется со скоростью двенадцать узлов и придет в квадрат раньше нас. Вот здесь будет примерно четыре балла, а в эпицентре — все восемь. Нам придется отвернуть, мы все равно не сможем проводить поисковую операцию в таких погодных условиях.
— Что вы предлагаете?
— Предлагаю уйти в Шотландию, в Холи Лох[8], пока еще есть возможность. Пополнить там запасы продовольствия и через неделю попытаться вернуться.
— У нас нет лишней недели. Кроме того, мы даже не знаем, какова ситуация в Шотландии. Может быть, там уже русские.
— А мы не можем запросить базу?
— Нет, соблюдаем радиомолчание. — Он подумал. — Считаю, что мы должны придерживаться первоначального плана. Через восемнадцать дней у нас встреча с судном обеспечения, и у нас будут продукты. Покажите мне, куда движется шторм сейчас. — Том еще раз внимательно по­смотрел на карту. — Думаю, у нас есть шанс проскользнуть вот здесь вдоль Фарерских островов и пройти западнее шторма. — Он стал показывать маршрут по карте. — Затем мы переждем шторм вот здесь и начнем выполнять задачу. Проложите курс в расчете на экономичный ход и доложите мне, если шторм изменит направление.

Нота Президента Российской Корпорации
Председателю Правительства Китайской
Демократической Республики Чанг Чи Тунгу

Москва, Кремль
25 января 20ХХ
Уважаемый Господин Чанг Чи Тунг, я должен уведомить Вас, что в связи с аннексией земель Российской Корпорации я оставляю за собой право нанести ядерный удар как по территории Российской Корпорации, захваченной гражданами Китайской ­Демократической Республики, так и по территории Китайской Демократической Республики.

Ответная нота Председателя Правительства
Китайской Демократической Республики
Президенту Российской Корпорации С.  В. Воронову

Нан Нинг, Дворец Власти
26 января 20ХХ
Уважаемый Господин Воронов, настоящим уведомляю Вас, что мое правительство предпринимает все возможные действия для соблюдения целостности границ. По известным Вам причинам наши возможности контролировать население в последнее время ограничены. Прошу Вас проявить выдержку.

* * *

27 января 20ХХ
Российская Корпорация, Москва, Кремль

— Нам необходимо взять под контроль запасы питания на Дальнем Востоке и распределить там «Обыватель два», иначе ситуация станет неуправляемой. — Если не считать секретаря, примостившегося в уголке на отдельно стоящем стуле, в совещании, проходившем в зале для переговоров Кремля, участвовали двое: Президент Россий­ской Корпорации Воронов и Министр продоволь­ственного снабжения Голубев. Президент расположился в кресле, за широким столом, собранным в форме буквы «т». Спинки стульев, составленных по сторонам стола, выравнивали фигуру и превращали ее в точный прямоугольник. Голубев сидел сбоку, в середине длинного ряда стульев. Он  молча слушал Президента и делал пометки себе в блокноте. — Подготовьте план с учетом мигрантов из Китая, карту распределения, перечень необходимых ресурсов, графики и представьте мне. Исходные данные запросите в аналитическом отделе. Все это нужно проделать срочно.  — Президент отложил лист, на который изредка по­глядывал, пока говорил.
— Хорошо, план подготовим, — Голубев перестал писать в блокноте и поднял голову: — Станислав Владимирович, я предвижу, что возникнут трудности с доставкой в отдаленные регионы. Нам потребуются самолеты и топливо. А насколько я знаю, резервы уже распределены на год вперед.
— Эту проблему мы решим, ситуация чрезвычайная, поэтому я выделю топливо и транспорт из резервов Президента.
— Тогда, конечно, все упростится, — Голубев обратился к записи в блокноте и продолжил: — Вы упомянули препарат «Обыватель два», насколько я знаю, его еще не сущест­вует. Может быть, стоит подготовить план в расчете на «Обыватель один» или индийский аналог — «Кришну»?
— Нет, «Обыватель один» там не поможет. В тех районах полный хаос: нет питания, нет энергии — ничего нет, мы не сможем обеспечить выверенную ежедневную дозу каждому, как в Москве, поэтому требуется сильный препарат, который действует в течение продолжительного времени после приема, — Президент говорил спокойно, заранее зная, какие вопросы могли последовать. — Я уже отдал распоряжение начать производство «Обыватель два» на заводе «Импульс» и думаю, что в ближайшие недели у нас будет достаточное его количество.
— Но ведь он еще не тестировался, — Голубев смотрел над очками, словно учитель на провинившегося ученика. Впечатление усиливалось тем, что Голубев был старше Президента.
— Виктор Михайлович, я не только прекрасно понимаю все нравственные проблемы, но и несу полную ответ­ственность за возможные последствия своих решений. Поверьте, если бы у меня был другой выход, я был бы только рад, — Президент тщательно проговаривал слова, — но у меня альтернатива: или применить препарат, или нанести ядерный удар по территории Китая, а заодно и своей соб­ственной. Так что, поверьте, мы с вами ответственно подходим к решению задачи.
Голубев отвел взгляд, а Президент продолжал:
— К тому же, как мы убедились на практике, факти­ческие результаты применения как «Кришны», так и «Обывателя один» полностью совпали с расчетными. Есть ос­нования предполагать, что и в этот раз будет так же. А  значит, как обещают разработчики, «Обыватель два» станет надежным средством контроля с более длительным, чем «Обыватель один», периодом действия.
Когда Голубев ушел, Президент попросил секретаря организовать видеоконференцию с Начальником Генерального Штаба.
Через минуту на экране монитора возникло лицо Маршала Ермилова.
— Что сказала разведка? — Президент сразу перешел к обсуждавшемуся накануне вопросу. — Что с химией?
— Индусы начали выпуск нового препарата «Калкин». Но у них проблемы с распространением: в стране слишком много еды, и люди отказываются принимать препарат, обходятся натуральными продуктами. Дороги еще не восстановлены, и работы даже еще не начинались, поэтому не стоит рассчитывать, что они смогут в скором времени возобновить нам поставку «Кришны», по нашей классификации «Обывателя один».
— Ничего, в Москве у нас еще есть запасы на несколько месяцев, а для регионов я распорядился начать производ­ство «Обыватель два» на наших завода, — Президент сидел вполоборота к видеокамере, изредка поглядывая на экран. Он видел, что Маршал Ермилов стоит в своем кабинете, рядом со столом, опустив руки по швам.
— Степан Сергеевич, мои советники говорят, что нам могут понадобиться новые порты и базы на юге. В Ти­хом или Индийском океане. Что вы думаете по этому во­просу?
— Полностью согласен с этим, нам нужны такие базы. Однако здесь есть над чем подумать, — Ермилов взглянул вниз, по-видимому, на столе у него лежала карта, и продолжал: — Побережье Китая представляется подходящим для таких целей, но тут есть сложности: Китай не контроли­руется собственным правительством. Продолжается мирное вторжение — ползучая эмиграция с их стороны на зара­женные территории Российской Корпорации. Они считают это компенсацией за разрушенный Бейджин и другие города. Они считают, что мы нанесли удар по их территории. Большинство населения уверено в этом, — Ермилов поднял глаза и посмотрел в объектив камеры, — может быть, стоит что-нибудь предпринять на правительственном уровне, — организовать пропагандистскую кампанию, как-то переубедить? В конце концов, помочь китайцам с препаратом? Чтобы не доводить до вооруженного конфликта.
— Да, Степан Сергеевич, аналитики работают над вариантами, — Президент повернулся в кресле к экрану, — вы пока скажите, что еще у нас есть по югам.
Ермилов взял папку со стола, открыл ее и продолжил:
— По нашим сведениям, Пакистан ведет переговоры о воен­­ном союзе с Персидским халифатом или даже о возможном вступлении в состав Персидского халифата на правах автономного партнера. Для нас это будет иметь двоякие последствия: с одной стороны, плохо, что Персия расширится, но с другой стороны, если Пакистан объединится с Персией, — это, скорее всего, заставит правитель­ство Великой Индии повернуться в сторону Российской Корпорации.
— Понятно, — Президент уже был ознакомлен с этими данными, потому отреагировал спокойн. — Что в Африке и Аравии?
— Плохо, Станислав Владимирович, — американцы контролируют всю северную и западную Африку, заняли все ключевые позиции.
— В Аравии у нас были партнерские отношения с Катаром.
— Катара больше нет. Включили в состав Персидского халифата, а короля Азиза Аль Хамада повесили. Наша разведка только что подтвердила.
Президент помрачнел.
— Жаль, он был честный человек, гордый и прямой. Я  его знал лично. Он хорошо нам помогал в своем регионе. И у него было много оружия. Значит, мы потеряли там все. Что у нас остается?
— Индия.
— Что у них, кроме проблем с контролем?
— Крупные города: Дели, Бомбей, Калькутта, Мадрас  — разрушены. В момент ноль начали выводить из-под удара сухопутные силы. Сумели сохранить часть военно-морского флота. Захватили Цейлон. Небольшая заварушка с применением танков и тактических ядерных ракет с Пакистаном. Сейчас по-прежнему продолжаются вялотекущие бои. В первые дни на некоторых участках они продвинулись вглубь территории Пакистана до полутора тысяч километров, но остановились, после того как персы, надо понимать американцы, пригрозили применить по ним ядерное оружие.
— Зря остановились, американцы не стали бы сейчас тратить ядерные заряды впустую, чтобы долбить пустыню с рассредоточенными танками.
— Индийские аналитики решили иначе.
— Я думаю, это не аналитики, — у индийцев нет един­ства воли, думаю, у них раскол в руководстве.
Президент Воронов знал это наверняка: на столе у него лежал отчет политического советника посольства в Индии, подготовленный еще перед войной. В нем говорилось, что в семнадцатипартийном правительстве раскол и, если не предпринять шаги, Индия, которая лишь полгода назад стала называться Великой, может распасться на семнадцать отдельных государств. Районные органы власти грам панкаят[9], поддерживаемые деревенскими советами зила паришад[10], чувствовали слабость правительства и оказывали постоянное давление на Премьер-Министра, требуя преференций своим районам, в противном случае угрожая расколом.
Премьер-Министр Даянанда Саразвати с большим трудом сохранял единство страны, разыгрывая карту великодержавной Индии в борьбе с сепаратистами. До войны он был един­ственной политической фигурой, способной объединить страну и удержать власть.
Даянанда Саразвати погиб в Дели. Чудом остался жив Вице-Премьер Бханда Синг Бахадур, потому что в момент ядерного удара по Дели находился на отдыхе во дворце в Тируванантапураме. Теперь он занял пост Премьер-Министра, а Тируванантапурам стал новой столицей. Члены правительства и Президент довоенной Индии также погибли, но последний являлся фигурой более церемониальной, нежели политической, наподобие английской королевы, и его смерть не повлияла на политический расклад. Сила же семнадцати партий сохранилась, так как их паства была рассредоточена по всей Великой Индии и, в основном, не пострадала во время ядерных ударов, поэтому сейчас партии были настроены решительно, несмотря на разруху, активно боролись за власть, что отнюдь не упрощало положение нового Премьера.
— Сколько у Пакистана еще ядерных зарядов, по вашим оценкам? — спросил Воронов.
Ермилов исчез из поля зрения камеры, затем вернулся с новой папкой в руках и продолжил:
— У нас пока нет точных разведданных, но, судя по количеству пусков с их стороны, они израсходовали почти все свои ядерные заряды большой мощности. Остатки, скорее всего, уничтожены ответными уравновешивающими ударами, как нашими, так и американцев. Мы считаем, что у Пакистана осталось не более полусотни ядерных зарядов малой мощности — до 5 килотонн. Это косвенно подтверждается аналитическими расчетами и информацией со спутников.
— Что вы рекомендуете? Кого взять в партнеры для создания южных баз?
— Китай, Индия, Индонезия — все имеют выигрышное геополитическое положение. Индонезия слаба и тяготеет к Персии и к американскому доллару, тамошние бизнесмены надеются, что получат какую-нибудь компенсацию за свои довоенные вклады в американских банках, если поддержат новых американцев в Персии.
— Значит Китай или Индию?
— Предлагаю работать в обоих направлениях, это поможет нам вести переговоры с обеими сторонами. Однако я не считаю, что есть смысл заключать соглашение с Китаем, по крайней мере, на данном этапе: у них полный хаос, и сейчас они не смогут обеспечить выполнение договоренностей.
— Начните подготовку плана и держите меня в курсе.

В тот же день в Великую Индию по электронной кодированной линии были отправлены два письма. Оба были адресованы лично Премьер-Министру коалиционного правительства Бханда Синг Бахадуру, первое представляло собой копию верительной грамоты Посла Российской Корпорации, назначенного вместо погибшего во время ядерного удара по Дели, второе письмо не было рутинным и выглядело так:

Президент Российской Корпорации Его Превосходительству господину Бханда Синг Бахадуру, Премьер-Министру Республики Великая Индия

Ваше превосходительство,
Следуя политике укрепления сотрудничества между народами и желая способствовать развитию дружественных отношений между Российской Корпорацией и Республикой Великая Индия, я прошу разрешить создание базы флота Российской Корпорации на территории Республики Великая Индия.
Москва, Кремль
С.  В. Воронов
27 января 20ХХ

Российский посол в Великой Индии Андрей Васильевич Назаров уже находился в Тируванантапураме и был принят индусами как подобает, второе же письмо долго оставалось без ответа, что вызвало беспокойство Президента Воронова и прибавило работы сотрудникам Аналитиче­ского отдела и Генерального Штаба.

[1] Трехпудовой.

[2] Вьетконговец.

[3] Огонь.

[4] Индийская поговорка.

[5] NORAD (амер.) — система воздушно-космической обороны Северной Америки.

[6] Соединение тяжелого водорода с литием.

[7] Тритий и дейтерий — самое легко воспламеняющееся термоядерное горючее.

[8] Holy Loch.

[9] Gram pancayat.

[10] Zila parishad.
...